Зачем мы перешли на "ты"? (Агнешка Осецкая / Булат Окуджава)

[taedium vitae]

К чему нам быть на "ты", к чему?
Мы искушаем расстоянье.
Милее сердцу и уму
Стариное: я - пан, Вы - пани.

Какими прежде были мы...
Приятно, что ни говорите,
Услышать из вечерней тьмы:
"пожалуйста, не уходите".

Я муки адские терплю,
А нужно, в сущности, немного -
Вдруг прошептать: "я Вас люблю,
Мой друг, без Вас мне одиноко".

Зачем мы перешли на "ты"?
За это нам и перепало -
На грош любви и простоты,
А что-то главное пропало.

@настроение: bards

@темы: Булат Окуджава, переводы, Агнешка Осецкая, песни

---

Весенние мысли (Афанасий Фет)

[taedium vitae]

Снова птицы летят издалёка
К берегам, расторгающим лед,
Солнце теплое ходит высоко
И душистого ландыша ждет.

Снова в сердце ничем не умеришь
До ланит восходящую кровь,
И душою подкупленной веришь,
Что, как мир, бесконечна любовь.

Но сойдемся ли снова так близко
Средь природы разнеженной мы,
Как видало ходившее низко
Нас холодное солнце зимы?

1848

@настроение: www.litera.ru

@темы: Au, Афанасий Фет

---

То, что хотел бы я высказать (Михаил Щербаков)

[taedium vitae]

То, что хотел бы я высказать, высказыванию не подлежит,
ибо вот то, что я высказать хотел бы, оно таково,
что, когда его всё же высказать пытаешься, оно бежит,
а когда не пытаешься, ввек не избавишься от него.

Кое-кому в этом видятся контуры некоего совершенства.

Мне же мерещится нечто нелепое: новый наряд короля;
к чучелу чудища не подошедшие зубы, хребет, плавник;
тёмный аккорд вне тональности, вязкое «до - фа диез - ля»;
в муках разбитую мастером вазу склеивающий ученик...

Кое-кто без особых причин именует это соблазном.

Бью себя по рукам, твержу: оставь, не сходи, брат, с ума;
ты, даже в родном диалекте не ориентируясь наверняка,
будучи лишь приложением к вывеске «Генрих» или там «Франсуа»,
ловишь на слове то, для чего не выдумано языка...

Кое-кто, неизвестно зачем, прибегает с этим к латыни.

Nomen? Sermo? Aestus? Aevum? Aurum? Oriens?
Malum? Scelus? Lutum? Luctus? Maeror? Odium?..

Видимо, я не прав, говоря, что погоды стоят ещё те.
Видимо, они уже эти, двадцатого раза по сто
нашей, не чьей-нибудь эры, в не чьей-нибудь нищете...
Стоп! Это всё уже было, было... значит, не то, не то...

Кое-кому это кажется чем-то несовместимым с карьерой.

Мне же - вот только что - чудилось: вижу, нашёл, сошлось!
Явственно обнаружились какие-то маяки, резеда, мистраль...
Правда, через секунду это покрылось коростой и взорвалось,
в воздухе вычертив снежную сверхскоростную горизонталь...

Кое-кто почитает за благо не трогать этого вовсе.

Carmen. Metus. Merum. Mustum. Reditus. Requies.
Lumen. Flamen. Caelum. Deus. Venia. Otium...

Сбросить оцепенение, буквы пересчитать, повторить «не то»,
встать, потоптаться несколько - и снова назад, в дурман...
Есть, наконец, эксперты авторитетнее, нежели кое-кто...
Шар замедляет движение... Прах осыпается со стремян...

Кое-кто вообще ничего под этим не разумеет.

1993

@музыка: песня

@настроение: blackalpinist.com

@темы: Cu, Михаил Щербаков, песни

---

Цыганки (Юлий Даниэль)

[taedium vitae]

Сердце с домом, сердце с долгом разлучается,
Сердце бедное у зависти в руках,
Только гляну, как цыганки закачаются
На высоких, сбитых на бок каблуках.

Вы откуда, вы откуда, птицы смуглые?
Из каких таких просторов забрели?
И давно ли вас кибитки – лодки утлые
До московских тротуаров донесли?

Отвечают мне цыганки – юбки пестрые:
«К вольной воле весь наш век мы держим путь.
А хочешь – мы твоими станет сестрами,
Только все, что было – не было, забудь!»

Отвечаю я цыганкам: «Мне-то по сердцу
К вольной воле заповедные пути,
Но не двинуться, не кинуться, не броситься,
Видно крепко я привязан – не уйти».

Да все звучат, звенят, зовут и не кончаются
Речи смутные, как небо в облаках,
И идут-плывут цыганки и качаются
На высоких, сбитых набок, каблуках.

@настроение: bardsclub.com

@темы: Fe, Юлий Даниэль, песни

---

Ворон (Эдгар По / Владимир Жаботинский)

[taedium vitae]

Как-то в полночь, утомленный, развернул я, полусонный,
Книгу странного ученья (мир забыл уже его) —
И взяла меня дремота; вдруг я вздрогнул отчего-то —
Словно стукнул тихо кто-то у порога моего.
«То стучится, — прошептал я, — гость у входа моего —
‎        Путник, больше ничего».

Ясно помню всё, как было; осень плакала уныло,
И в камине пламя стыло, под золой почти мертво…
Не светало… Что за муки! Не принес дурман науки
Мне забвенья о разлуке с девой сердца моего —
О Леноре: в Божьем хоре дева сердца моего —
‎‎        Здесь, со мною — никого…

Шелест шелка, шум и шорох в мягких пурпуровых шторах
Жуткой, чуткой странной дрожью пронизал меня всего;
И, борясь с тревогой смутной, заглушая страх минутный,
Повторил я: «Бесприютный там у входа моего —
Поздний странник постучался у порога моего —
‎‎        Гость, и больше ничего».

Стихло сердце понемногу. Я направился к порогу,
Восклицая: «Вы простите — я промедлил оттого,
Что дремал в унылой скуке и проснулся лишь при стуке —
При неясном легком звуке у порога моего».
И широко распахнул я дверь жилища моего:
‎‎        Мрак, и больше ничего.

Мрак бездонный озирая, там стоял я, замирая,
Полный дум, быть может, смертным не знакомых до того;
Но царила тьма сурово средь безмолвия ночного,
И единственное слово чуть прорезало его —
Зов: «Ленора…» — Только эхо повторило мне его —
‎‎        Эхо, больше ничего.

И, встревожен непонятно, я лишь шаг ступил обратно —
Снова стук, уже слышнее, чем звучал он до того.
Я промолвил: «Это ставнем на шарнире стародавнем
Хлопнул ветер; вся беда в нем, весь секрет и колдовство.
Отпереть — и снова просто разрешится колдовство:
‎‎        Ветер, больше ничего».

Распахнул я створ оконный — и, как царь в палате тронной,
Старый, статный черный Ворон важно выплыл из него;
Без поклона, плавно, гордо, он вступил легко и твердо, —
Воспарил, с осанкой лорда, к верху входа моего —
И вверху на бюст Паллады у порога моего
‎‎        Сел — и больше ничего.

Черный гость на белом бюсте, — я, глядя, сквозь дымку грусти
Усмехнулся — так он строго на меня смотрел в упор.
«Вихрь измял тебя, но, право, ты взираешь величаво,
Словно князь ты, чья держава — ночь Плутоновых озер.
Как зовут тебя, владыка черных адовых озер?»
‎‎        Он прокаркал: «Nevermore».

Изумился я немало: слово ясно прозвучало —
«Никогда»… Но что за имя? И бывало ль до сих пор,
Чтобы в доме средь пустыни сел на бледный бюст богини
Странный призрак черно-синий и вперил недвижный взор, —
Старый, хмурый, черный Ворон, мрачный, вещий, тяжкий взор,
‎‎        И названье: «Nevermore»?

Но, прокаркав это слово, вновь молчал уж он сурово,
Словно всю в нем вылил душу — и замкнул ее затвор.
Он сидел легко и статно, и шепнул я еле внятно:
«Завтра утром невозвратно улетит он на простор —
Как друзья — как все надежды — улетит он на простор…»
‎‎        Каркнул Ворон: «Nevermore».

Содрогнулся я при этом, поражен таким ответом,
И сказал ему: «Наверно, господин твой с давних пор
Беспощадно и жестоко был постигнут гневом Рока,
И, изверившись глубоко, Небесам послал укор,
И твердил взамен молитвы этот горестный укор,
‎‎        Этот возглас — «Nevermore»…

Он чернел на белом бюсте; я смотрел с улыбкой грусти —
Опустился тихо в кресла — дал мечте своей простор;
Мчались думы в беспорядке — и на бархатные складки
Я поник, ища разгадки: что принес он в мой шатер —
Что за правду мне привел он в сиротливый мой шатер
‎‎        Этим скорбным «Nevermore»?

Я сидел, объятый думой, молчаливый и угрюмый,
И смотрел в его горящий, пепелящий душу взор.
Мысль одна сменялась новой; в креслах замер я, суровый,
И на бархат их лиловый лампа свет лила в упор…
Не склониться ей на бархат, светом залитый в упор,
‎‎        Не склониться — «Nevermore»…

Чу — провеяли незримо словно крылья серафима —
Звон кадила — волны дыма — шорох ног о мой ковер…
«Это небо за моленья шлет мне чашу исцеленья,
Чашу мира и забвенья, сердцу волю и простор!
Дай — я выпью и забуду, и верну душе простор!»
‎‎        Каркнул Ворон: «Nevermore».

«Адский дух иль тварь земная, — произнес я, замирая, —
Кто бы, сам тебя ли дьявол или вихрей буйный спор,
Ни занес, пророк пернатый, в этот дом навек проклятый,
Над которым в час утраты грянул Божий приговор, —
Отвечай мне: есть прощенье? Истечет ли приговор?»
‎‎        Каркнул Ворон: «Nevermore!»

«Адский дух иль тварь земная, — повторил я, замирая, —
Отвечай мне: там, за гранью, в Небесах, где всё — простор,
И лазурь, и свет янтарный, — там найду ль я, благодарный,
Душу девы лучезарной, взятой Богом в Божий хор, —
Душу той, кого Ленорой именует Божий хор?»
‎‎        Каркнул Ворон: «Nevermore!»

Я вскочил: «Ты лжешь, Нечистый! В царство Ночи вновь умчись ты,
Унеси во тьму с собою ненавистный свой убор —
Этих перьев цвет надгробный, черной лжи твоей подобный, —
Этот жуткий, едкий, злобный, пепелящий душу взор!
Дай мне мир моей пустыни, дай забыть твой клич и взор!»
‎‎        Каркнул Ворон: «Nevermore!»

И сидит, сидит с тех пор он, неподвижный черный Ворон —
Над дверьми, на белом бюсте он сидит еще с тех пор,
Злыми взорами блистая, — верно, так, о злом мечтая,
Смотрит демон; тень густая грузно пала на ковер,
И душе из этой тени, что ложится на ковер,
‎‎        Не подняться — «Nevermore»…

1897, 1931

@настроение: ru.wikisource.org

@темы: переводы, Эдгар По, Владимир Жаботинский

---

запись № 7 (Михаил Котов)

[taedium vitae]

я хочу настоящие игрушечные трамваи
я хочу чтобы меня каждый день воровали
я хочу чтобы из потолка цветы и сильно нас задевали
сильно нас задевали

я хочу чтобы на мне холодным порисовали
я хочу таблетки от роберто кавали
я хочу чтобы меня ломали и баловали
ломали и баловали

я хочу носить кожу сидений машинок после аварий
я хочу двухместные заснеженные гаваи
я хочу отпечатки а не пальцы да и чтоб мы не существовали
не существовали

я хочу капли с твоим запахом их бы во всю мою еду подливали
я хочу заниматься с тобой всеми словами
я хочу чтобы где больно туда целовали
туда целовали

@настроение: newkamera.de

@темы: Cu, Михаил Котов

---

Проснулась обнаженная, к полудню... (Аня Логвинова)

[taedium vitae]

Проснулась обнаженная, к полудню
Оделась и хожу в ночной рубашке,
Не ем, не пью, смотрю себе в окно,
То чиркну спичкой, то чирикну птичкой.
И мнится мнe: я – Дедушка Мороз,
И среди лета в загородный дом
Ко мне приходят дети – сто детей,
И сто мешков им взвалены на плечи.
Мы, дети, – говорит один из них,
Не верим в Дед Мороза и пришли
Затем, чтоб возвратить тебе подарки.
И я, как Дед Мороз, бегу в киоск
Пока светло, за сладостями к чаю.
Спасибо, навестили старика,
А то хожу один в ночной рубашке.

@настроение: www.pawlick.ru

@темы: Cu, Аня Логвинова

---

Зимняя ночь (Борис Пастернак)

[taedium vitae]

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

1946

@настроение: www.litera.ru

@темы: Fe, Борис Пастернак

---

Рождественский романс (Иосиф Бродский)

[taedium vitae]

Евгению Рейну, с любовью

Плывет в тоске необьяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.

Плывет в тоске необьяснимой
пчелиный ход сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.

Плывет в тоске необьяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необьяснимой.

Плывет во мгле замоскворецкой,
плывет в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не обьясняя.

Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.

Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.

@настроение: www.stihi-rus.ru

@темы: Fe, Иосиф Бродский

---

легко распахнув вершины (Элина Леонова)

[taedium vitae]

легко распахнув вершины летят деревья сквозь крупный снег
снег неподвижно грохочет в воздухе хрустком
бенгальской шипучкой поводит девочка в темном окне
отсветы на атласной танцуют блузке
белые искры желтые искры ночь твоя холодна
пятые сутки тебе говорят никаких известий
беда не приходит одна любовь не приходит одна
смерть приходит одна вы уходите вместе

@настроение: LJ

@темы: Cu, Элина Леонова

---

стрелы-пчелы (Люба Лебедева)

[taedium vitae]

твоя стрела всегда тебя найдет,
и так пронзит, что воздуха не хватит.
прислушайся, она тебе поет

всем хочется немножечко тепла:
обнять, прижаться, задрожать всем телом,
я тонкая певучая стрела,
которая еще не долетела,
и значит, путь земной не прервала.
стрела, как пчелка в солнечном саду,
ужалит и погибнет без оглядки.
прижмись ко мне, я больше не уйду,
мне было горько, а теперь мне сладко,
и пальцы перепачканы в меду.
а где-то там стреле дано лететь,
минуя блокпосты, больнички, загсы,
в ней только боль, умеющая петь,
и чем страшней последнее пике,
тем песня оглушительней и слаще.
твоя стрела всегда тебя найдет,
а я стою под яблонями в белом,
облизываю пальцы: горек мед,
и то ли солнце, как стрела, блеснет,
а то ли я чего-то не сумела.

@настроение: http://www.piiter.ru/view.php?cid=11&aid=173

@темы: Cu, Люба Лебедева

---

послевкусие (Алексей Григорьев)

[taedium vitae]

А если что из детства мне и снится —
В восьмидесятом призрачном году
Январская студёная водица
И корка апельсинная на льду.

И снимся мы под звёздной круговертью —
Под этим вечным неводом в дугу —
Соплячество, потерянное смертью
Из виду на замёрзшем берегу.

Мы там стоим — у речки, в детском мире,
Где вечер снегом выпавшим согрет —
Колян, ещё не севший на четыре,
Серёга, не замерзший в декабре.

Там снег летит бессмысленно пушистый,
А я отсюда силюсь воспринять
Вкус корочки... Нет — послевкусье жизни,
Что вечно ускользает от меня.

@настроение: termitnik.dp.ua

@темы: Cu, Алексей Григорьев

---

Давай давай скажи что ты не ежик... (Аня Логвинова)

[taedium vitae]

                                      Никто не Маша кроме Маши
                                                А. Чемоданов

Давай давай скажи что ты не ежик
скажи что ты не ежик не в тумане
тогда блеснет в моем кармане ножик
и ты поймешь что я ничуть не аня

особенно сейчас в такое время
когда идем под разными дождями
и разговариваем не по теме
и я не аня и никто не аня

и я твержу что русские святые
похожи на осенние опята
и мы с тобой такие непростые
такие невеселые ребята

2005

@настроение: litafisha.ru

@темы: Cu, Аня Логвинова

---

Ночной разговор (Булат Окуджава)

[taedium vitae]

- Мой конь притомился,
	стоптались мои башмаки.
Куда же мне ехать?
	Скажите мне, будьте добры.
- Вдоль Красной реки, моя радость,
	вдоль Красной реки,
До Синей горы, моя радость,
	до Синей горы.

- А как мне проехать туда?
	Притомился мой конь.
Скажите, пожалуйста,
	как мне проехать туда?
- На ясный огонь, моя радость,
	на ясный огонь,
Езжай на огонь, моя радость,
	найдешь без труда.

- А где же тот ясный огонь?
	Почему не горит?
Сто лет подпираю я небо ночное плечом...
- Фонарщик был должен зажечь,
	да, наверное, спит,
фонарщик-то спит, моя радость...
	А я ни при чем.

И снова он едет один,
	без дороги,
	          во тьму.
Куда же он едет,
	ведь ночь подступила к глазам!..
- Ты что потерял, моя радость?-
	кричу я ему.
И он отвечает:
	- Ах, если б я знал это сам...

@настроение: www.litera.ru

@темы: Булат Окуджава, Fe

---

Пес Дуглас (Александр Вертинский)

[taedium vitae]

В нашу комнату Вы часто приходили,
Где нас двое: я и пес Дуглас,
И кого-то из двоих любили,
Только я не знал, кого из нас.

Псу однажды Вы давали соль в облатке,
Помните, когда он заболел?
Он любил духи и грыз перчатки
И всегда Вас рассмешить умел.

Умирая, Вы о нас забыли,
Даже попрощаться не могли...
Господи, хотя бы позвонили!..
Просто к телефону подошли!..

Мы придем на Вашу панихиду,
Ваш супруг нам сухо скажет: "Жаль"...
И, покорно проглотив обиду,
Мы с собакой затаим печаль.

Вы не бойтесь. Пес не будет плакать,
А, тихонечко ошейником звеня,
Он пойдет за Вашим гробом в слякоть
Не за мной, а впереди меня!..

1917

@настроение: avertinsky.narod.ru

@темы: Ag, Александр Вертинский

---

Дверь полуоткрыта... (Анна Ахматова)

[taedium vitae]

Дверь полуоткрыта,
Веют липы сладко...
На столе забыты
Хлыстик и перчатка.

Круг от лампы желтый...
Шорохам внимаю.
Отчего ушел ты?
Я не понимаю...

Радостно и ясно
Завтра будет утро.
Эта жизнь прекрасна,
Сердце, будь же мудро.

Ты совсем устало,
Бьешься тише, глуше...
Знаешь, я читала,
Что бессмертны души.

1911

@настроение: www.litera.ru

@темы: Ag, Анна Ахматова

---

Письма римскому другу (Иосиф Бродский)

[taedium vitae]

              (Из Марциала)

                *

Нынче ветрено и волны с перехлестом.
   Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
   чем наряда перемены у подруги.

Дева тешит до известного предела -
   дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
   ни объятье невозможно, ни измена!

                *

Посылаю тебе, Постум, эти книги
   Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
   Все интриги, вероятно, да обжорство.

Я сижу в своем саду, горит светильник.
   Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных -
   лишь согласное гуденье насекомых.

                *

Здесь лежит купец из Азии. Толковым
   был купцом он - деловит, но незаметен.
Умер быстро: лихорадка. По торговым
   он делам сюда приплыл, а не за этим.

Рядом с ним - легионер, под грубым кварцем.
   Он в сражениях Империю прославил.
Столько раз могли убить! а умер старцем.
   Даже здесь не существует, Постум, правил.

                *

Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
   но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
   лучше жить в глухой провинции у моря.

И от Цезаря далеко, и от вьюги.
   Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники - ворюги?
   Но ворюга мне милей, чем кровопийца.

                *

Этот ливень переждать с тобой, гетера,
   я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела
   все равно, что дранку требовать у кровли.

Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
   Чтобы лужу оставлял я, не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
   он и будет протекать на покрывало.

                *

Вот и прожили мы больше половины.
   Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
   Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.

Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
   Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум,- или где там?
   Неужели до сих пор еще воюем?

                *

Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
   Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
   Жрица, Постум, и общается с богами.

Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
   Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
   и скажу, как называются созвездья.

                *

Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
   долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
   там немного, но на похороны хватит.

Поезжай на вороной своей кобыле
   в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
   чтоб за ту же и оплакивали цену.

                *

Зелень лавра, доходящая до дрожи.
   Дверь распахнутая, пыльное оконце.
Стул покинутый, оставленное ложе.
   Ткань, впитавшая полуденное солнце.

Понт шумит за черной изгородью пиний.
   Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
   Дрозд щебечет в шевелюре кипариса. 

Mарт 1972

@настроение: www.litera.ru

@темы: Fe, Иосиф Бродский

---

Ты - музыка, но звукам музыкальным... (Вильям Шекспир / Самуил Маршак)

[taedium vitae]

Ты - музыка, но звукам музыкальным
Ты внемлешь с непонятною тоской.
Зачем же любишь то, что так печально,
Встречаешь муку радостью такой?

Где тайная причина этой муки?
Не потому ли грустью ты объят,
Что стройно согласованные звуки
Упреком одиночеству звучат?

Прислушайся, как дружественно струны
Вступают в строй и голос подают, -
Как будто мать, отец и отрок юный
В счастливом единении поют.

Нам говорит согласье струн в концерте,
Что одинокий путь подобен смерти.

@настроение: lib.ru

@темы: переводы, Вильям Шекспир / Самуил Маршак

---

Она встала на цыпочки, и закрыла окно щитом... (Аня Логвинова)

[taedium vitae]

Она встала на цыпочки, и закрыла окно щитом,
И он тоже проснулся, и нащупал спички в комоде,
И они стояли так близко, как дождь и дом,
Когда дом все стоит, а дождь не проходит.

И тогда он сказал ей, что наступает зима.
Они сняли две комнаты в доме напротив почтамта,
И она целый вечер на коленях расставляла тома,
Чтобы Тютчев был там-то, а Данте был там-то и там-то.

И они просыпались, курили, варили овес,
Он часами смотрел, как, живая от края до края,
Она неподвижно лежала под дождем его слез,
Иногда открывая глаза, иногда закрывая.

@настроение: www.pawlick.ru

@темы: Cu, Аня Логвинова

---

Край ты мой заброшенный... (Сергей Есенин)

[taedium vitae]

Край ты мой заброшенный,
Край ты мой, пустырь,
Сенокос некошеный,
Лес да монастырь.

Избы забоченились,
А и всех-то пять.
Крыши их запенились
В заревую гать.

Под соломой-ризою
Выструги стропил,
Ветер плесень сизую
Солнцем окропил.

В окна бьют без промаха
Вороны крылом,
Как метель, черемуха
Машет рукавом.

Уж не сказ ли в прутнике
Жисть твоя и быль,
Что под вечер путнику
Нашептал ковыль?

1914

@настроение: www.litera.ru

@темы: Сергей Есенин, Ag